Я должен был ехать в «Артек», но война помешала...
Григорий Яковлевич Солганик, профессор, заведующий кафедрой стилистики русского языка
Григорий Яковлевич Солганик, профессор, заведующий кафедрой стилистики русского языка
Когда началась война, я только закончил первый класс. Я учился в 479-й школе, и у меня была учительница Ольга Николаевна. У нас тогда был предмет чистописание, сейчас такое не практикуется. И она нас учила красиво писать букву «о», потому что ее звали Ольга. И мы все с удовольствием это делали.Мне было девять лет, и я должен был ехать в «Артек», но война помешала. И я лишился «Артека». Мы с родителями и сестрой жили на Таганке, тогда там еще не было метро. Москву бомбили по два-три раза за ночь. Когда темнело, мать брала меня и сестру и некоторые вещи и шла к Кировским воротам. Там мы спускались в метро, но шли не по перрону, а по шпалам, там, где обычно ездят поезда: перрон и так уже был полон людей. Когда начинались бомбежки, звучала сирена, очень громкая, но в метро мы ее не слышали. Но мы понимали, когда начинают бомбить по большому количеству прибывавших людей. Каждую ночь мы проводили в метро, расстилали одеяла и спали там, а утром возвращались домой. Я помню, как собирал осколки разорвавшихся снарядов во дворе рядом с домом. Они были еще теплые. Это было так интересно. Мне тогда сон приснился. Как в наш двор сбрасывают немецкий десант, с автоматами наперевес, и они всех убивают. Он мне потом много раз снился, один и тот же сон. 16 октября в Москве началась паника. Люди боялись, что немцы войдут в город. Начались грабежи, мародерство, многие бросились уезжать. Отец проводил нас в эвакуацию в город Бирск, это Башкирия. А сам пошел воевать. В эвакуации мы были два года. Жили в избе у Петровича. Он был алкаш и пел каждый вечер: «Шумел камыш, деревья гнулись, и ночка темная была». Когда мы вернулись в Москву, оказалось, что нашу квартиру разбомбили, и нам дали другую.

Записала Мария Рыбникова
Made on
Tilda