Для меня факультет уже можно сказать – судьба. Учитывая, что поступил сорок четыре года назад, а преподаю с 1995-го года. Относительно поздно я пришел на журфак, в 22 года, после флотской службы. Но до этого много публиковался, начиная со школы, работал в газете, уже был членом Союза журналистов СССР. Поэтому сомнений в выборе не было. С профессией я определился достаточно рано, в 14 лет.
На факультете было получено лучшее образование; а это, в отличие от самых обильных познаний – система, то есть – навсегда. Здесь состоялись самые крепкие дружбы. На всю жизнь. В прямом смысле, потому что многих уже нет на этом свете. Но они и по сей день светят.

На факультете, благодаря прекрасным моим Учителям, понял, что есть высокое служение, миссия. Здесь утвердился в том, что гармония важнее комфорта. Здесь произошло не ученичество, а сотворчество – на лекциях, коллоквиумах, семинарах. И потом – здесь всегда, с первого дня, когда я пришёл в этот дом, по-другому дышалось. Не воздухом, а – атмосферой. Свободнее, чем в других домах. Одним словом – судьба. Другой в моем возрасте уже, наверное, не будет. Будет только завершение этой. А судьба, как известно, всегда больше биографии.

В детстве всё – открытие. Что касается осознанных – они тоже из детства. Во-первых, что одно и то же слово может иметь разные значения (в первом классе я не знал об омографах и омофонах). Во-вторых, что прочитанное может вызвать более сильные эмоции, чем реальность. В-третьих, что не любая прописная истина достоверна. Когда, прочитав «Парадокс» Короленко, я поделился с бабушкой тем, что «человек рожден для счастья, как птица для полета», она сказала, что не все птицы летают и рассказала о страусах. Я считаю это и многое другое именно открытиями. Хотя бы потому, что потом, десятилетия спустя, размышлял об этом в литературоведческих статьях и книговедческих монографиях. Как писал Коммонер, всё связано со всем.

Почему мой выбор пал именно на науку? Не уверен, что выбирал я, а не меня выбирали. В аспирантуре я усердно изучал журналы «Пионер» и «Костер», о чем и написал диссертацию. Но когда она была уже готова, отложил в сторону.

А спустя несколько лет написал и защитил другую – о принципах редакторской подготовки книг Николая Гумилева. И в первом случае – филология, и во втором. Но, как писала Наталья Петровна Бехтерева: «Я допускаю, что мысль существует отдельно от мозга, а он только улавливает её из пространства и считывает». В данном случае, как я понимаю, мозг «считал» не тему, а – возможность совпадения с самим собой. Или – стремление к гармонии. До защиты диссертации я более десяти лет работал в редакциях газет, журналов, вёл радио и телепередачи, был редактором, опубликовал несколько книг. То есть, уже был не только профессиональный опыт, но и жизненный, связанный с журналистикой, редактированием и издательским делом. Это требовало осмысления, обобщения. Но только в
1990-е, когда вышли в свет монографии о Валентине Распутине и Николае Гумилеве, понял, что наука – это не только особый способ познания действительности и себя самого, но и совсем иной способ мышления. Выражаясь метафорически, наука позволяет преодолеть пропасть в два прыжка.

В своей деятельности я руководствуюсь следующими принципами: пользы (а не выгоды); гармонии (а не комфорта); и еще – непонятное делать понятым, осознанным, осмысленным.
Как литературный критик я изучал прозу и поэзию. Об этом – статьи и книги, например, «Неизвестное поколение?». Изучал текстологию. Потом это нашло отражение в курсе лекций для студентов редакционно-издательского отделения и в диссертациях. Увлечение книговедением и фольклористикой завершилось докторской диссертацией и изданием нескольких книг, в том числе монографии «От устного слова к мультимедиа». Всё это, естественно, требовало знаний в области редактирования и интеллектуальных прав.

Поэтому уже в зрелом возрасте окончил юридический институт и написал несколько учебных пособий и монографий по авторскому праву. На каждом жизненном этапе мне было интересно. Это даже не тема, а – область интересов. Но по сути – всё объединено понятиями «текст», «журналистика», «книга». Но при этом всегда был журналистом, любил брать интервью, которые потом сложились в книжку «Беседы с литераторами».
По поводу открытий – «нам не дано предугадать». По поводу планов – конечно, они у меня есть. Но, как говорится, «если хочешь рассмешить Бога, расскажи Ему о своих планах». Хочется успеть подойти хотя бы к промежуточному результату в изучении деонтологии журналистики.

Мой первый настоящий наставник в профессии – Олег Алексеевич Петров, редактор военной газеты во Владивостоке. Я только сейчас понимаю, насколько он был терпеливым и милосердным, прощая мне, 19-летнему корреспонденту, ошибки и поощряя за самые малые успехи. В науке – Александр Васильевич Западов. Он научил о сложном писать и говорить просто и доступно; и еще – научил читать медленно и, как он подчеркивал, «с раздумьями». Елизавета Петровна Кучборская и Эдуард Григорьевич Бабаев не были моими наставниками в прямом смысле, но я до сих пор вспоминаю их лекции, когда вхожу в аудиторию к студентам. Подражать им невозможно, да и нет смысла, у меня совсем другие дисциплины. Но их пример вдохновляет. Есть еще литературные наставники, их много – от классиков до современников.

Есть много произведений искусства, которые повлиял на меня как на ученого, как на личность. Если говорить о самых-самых, то в науке – лекции Л.Н. Гумилева и Ю.М. Лотмана; в литературе – «Маленькие трагедии» А.С. Пушкина и «Демон» М.Ю. Лермонтова; в музыке – «Евгений Онегин» П.И. Чайковского и «Реквием» Моцарта; в иконописи – «Троица» Андрея Рублева; в светской живописи – «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи и «Иван Грозный и его сын Иван» И.Е. Репина; в скульптуре – «Лаокоон и его сыновья»; в архитектуре – церковь Покрова на Нерли… Они заставляют мыслить. Я часто перечитываю книгу выдающегося математика академика Б.В. Раушенбаха «Праздные мысли», в которой он размышляет не только о науке, но также о поэзии и иконописи. Уверен, что с особым смыслом он цитирует фразу из романа Леонида Леонова: «Наука открывает только то, что душа уже знает».

Я никогда не пытался отделить преподавательскую деятельность от научной. Это взаимосвязано. По-моему, чем глубже человек занимается наукой, тем интереснее он для слушателей. Но это мое ощущение. Всё очень индивидуально, зависит от темы исследования, от аудитории.

У современных студентов гораздо больше свободы и возможностей, чем у моего поколения.
В силу своего возраста и опыта я немного больше знаю о жизни. Но это естественно. Зато о многом другом они знают больше, чем наше поколение. Один из близких мне принципов - docendo discimus (уча, учимся).