И, конечно, я продолжала любить Гумилева, но книг его не было по тем же причинам, что не было и романа Пастернака. Мы переписывали его от руки, перепечатывали на машинке и передавали друг другу. В программе было несколько стихотворений, но нам этого было мало, а на лекциях его, видимо, полагалось ругать.